Как он летал в Японию в связи с аварией на АЭС "Фукусима-1"

< =" ">

Рассказ первого заместителя Генерального директора ОАО "Концерн Росэнергоатом" Владимира Асмолова о том, как он летал в Японию в связи с аварией на АЭС "Фукусима-1"

Японцы меня очень хорошо знали и поэтому два дня не пускали.

И 70 МЧСников из-за этого лежали на полу, на мешках, в аэропорту Хабаровска, и из-за этого 28 часов не взлетал самолет. Путин звонит, Приходько звонит, Лавров звонит... "Пустите этого Асмолова в Японию!" А они не пускают!..

Узнал я об аварии уже через три часа. Про землетрясение и цунами сказали, но по станции всё было как в тумане.

У нас в 1986-м было очень похоже. Чернобыль произошел в ночь с пятницы на субботу. В субботу рано утром я был уже в кабинете у Александрова. Мир узнал об аварии в понедельник. Для меня разрозненные сообщения стали информацией в воскресенье.

В этот раз мы тоже сразу же создали комиссию под руководством Локшина, начали считать. Мужики из ИБРАЭ немедленно нашли данные по BWR, подстроили схему расчета, запустили наши расчетные модели, и к утру воскресенья у нас уже был прогноз. Кстати, как потом оказалось, абсолютно достоверный как по сценарию развития аварии на АЭС, так и по выбросу радиации. И это не удивительно. Мы были уверены, что результат после чернобыльских усилий экспериментаторов и теоретиков, проведенные уникальные эксперименты, созданные и верифицированные расчетные модели в час икс будут востребованы и пройдут проверку боем.

Вечером часов в семь в воскресенье я оказался дома. Прихожу. Там, как всегда, ждет моя несчастная любимая женщина.

– Ну что, опять всё, как тогда – в Чернобыле! Я надеюсь, что ты туда не полетишь?..

– Надюша, ну ты что? Где я, и где – Япония. У меня и в России дел невпроворот.

Утром прихожу на работу. Как всегда, очень рано. Смотрю наши дела по станциям. В 9:15 – звонок Локшина.

– Владимир Григорьевич, сидишь или стоишь?

– С-с-сижу!?

– Хорошо! Есть распоряжение Медведева лететь в Японию! В час из Жуковского стартует МЧСовский ИЛ-76.

– И как вы, Александр Маркович, представляете, что

я в свои 65 вскочил и понесся?

– У вас полтора часа на сборы. Все команды уже даны. Сейчас вам принесут всё, что надо, – дозиметры, радиотелефоны...

– А трусы кто мне принесет?

…Команда, видимо, прошла жесткая. У меня было 5 зубных щеток, 5 станков для бритья, трусы, по-моему, всех размеров. Какие-то зимние куртки – почему-то кто-то решил, что нам абсолютно необходима зимняя одежда. Ботинки. Всё это накидали в какие-то сумки.

Но рубашек-то я, дурак, не назвал. Поэтому у меня и была только одна – та, в которой вышел из дома. Но об этом позже.

– Кто вам еще нужен? – спрашивает Локшин.

– Стрижов Валерий Федорович!

Через 20 минут звонит Валера:

– За что? У меня жена... Я собирался...

– Валера, нам же не впервой! Вспомни годы молодые! Давай скорее сюда! Самолет не будет ждать! Время пошло!

В 11 он был у меня, уже полностью сконцентрированный на выполнении задания.

Приезжаем в Жуковский, за нами несутся какие-то ма-шины. МЧСная и ОПАСОвская (группа ОПАС – группа по оказанию экстренной помощи атомным станциям). Ребята несут два ящика, набитых черт-те чем.

– Слушайте, мужики, я же не собираюсь их там в заложники брать и власть захватывать.

Уговорил. Отбился. Отослал их обратно.

Валера стоит рядом и говорит вкрадчиво:

– Владимир Григорьевич, а мы правильно делаем, что не берем всё это?

– Слушай, у тебя сколько рук? Вот одежда, ботинки, тебе еще всей этой ерунды не хватает?

Мы с Валерой при параде. Костюмчики, туфельки, галстучки.

– А ты галстук почему не снял?

– А вы?

– Времени не было переодеться!

Подъезжаем к ИЛ-76. И я прихожу в ужас! У него внутри два супергрязных КАМАЗа, которые своим ходом пришли хрен знает откуда по мартовской распутице. А за ними Газель – не чище. Между бортами Камаза и самолета остается по 40 сантиметров с обеих сторон. И они совершенно не пустые!

В обоих проходах сидят 60 ребят – МЧСников, которых везут в какую-то японскую провинцию, чтобы бороться с Потопом. У каждого из них огромный баул с шанцевым инструментом. Это инструмент такой, которым пехота окапывается. Между носом КАМАЗа и тем, что называется зоной управления самолетом, метра два. Но и там набросаны эти мешки-баулы.

Входим. Там генерал:

– Вы кто?

– Мы те самые, которых вы ждете.

– Ну, будем с вами вот здесь, – обводит он руками четыре квадратных метра мешков.

Звоню Локшину:

– Александр Маркович, лететь часов 16, а места здесь стоячие.

– Как?

– Вот так! Давайте, я объясню ситуацию. На нас костюмчики парадные. Люди здесь хоть лечь могут. Они

в спецодежде. Я тоже могу. Но дальше ведь куда-то ходить надо будет? Почему я не могу вылететь вечером на нормальном рейсовом самолете? Этот, даже если и вылетит немедленно, будет лететь с двумя посадками – в Красноярске и Хабаровске. А на рейсовом я полечу беспосадочно до Токио.

– Но у вас и визы-то нет.... А потом, Медведеву уже сказано, что вы летите!

– Понял. Лечу. Причем стоя!

В ИЛ-76 есть такая лесенка, а наверху кабина летчиков. Через 15 минут спускается командир корабля:

– Кто здесь Асмолов?

– Я!

– Поднимайтесь наверх.

Понимаю, что либо Локшин, либо сам СВК дозвонились до Шойгу.

Мы с Валерой оказываемся в кабине ИЛа. Кабина. Сзади, за местами пилотов, четыре места для сменного экипажа.

И самое смешное, что сменный экипаж в полном составе на них уже сидит.

Двоим из них командир говорит:

– Ты ложишься вниз к штурману, а ты сюда. Освободим место профессорам.

Кстати, ребята из МЧС не стали сидеть вдоль борта. Они легли на пол под КАМАЗы и спали себе спокойно.

А мы – в галстучках, садимся в уголочек к титану с кипятком и с ужасом осознаем: у ребят-то сухой паек, а у нас, диетологов, только аппетит!

Федорыч зудит:

– А помните, Владимир Григорьевич, мы проходили мимо бананов. Я сказал, что их надо купить. А вы сказали, что проблем не будет.

– Ну и купил бы!

Прошло два часа.

– Ребят, – говорю, – я не могу столько не курить.

– А ты кури!

Надо сказать, что экипаж встретил нас без всякого удовольствия. Особенно те, кто ушли спать вниз к штурману. Но когда они поняли, что мы и есть те самые "смертники", которые летят, чтобы войти в ту самую станцию, то тут же скорешились.

Они с нами делились своей едой. А в Хабаровске, где у них есть своя гостиница, они нас с собой забрали. Гостиница, конечно, не пятизвездочная, но вполне поспать можно – кровать-то есть. А МЧСники так и спали в аэропорту на полу.

Так я изучил Хабаровск – там нас японцы два дня держали. Через два дня пустили, наконец, в Японию, но, как выяснилось, не на станцию.

Стрижов постоянно продолжал считать. Где бы мы ни останавливались, мы тут же входили в Интернет и связывались со всеми мировыми центрами.

Прилетаем в Японию часа в три дня в среду. Из аэропорта нас вывезли, минуя все контроли, через ворота, наш парень посольский и какой-то их специально обученный японец.

– Давай на станцию!

– Нельзя!

– В кризисный центр ТЭПКО (это оператор станции)!

– Нельзя!

Едем в гостиницу. Как только добрались, мы тут же взяли машину из TENEX Japan – не посольскую – чтобы номера были нормальные.

– Едем, пока не остановят! – говорю нашему коллеге из представительства TENEX в Токио (он всё это время был с нами и очень продуктивно помогал).

Едем в сторону Фукусимы. Замеры делаем постоянно. За 150 км – норма. За 80 км только 2 фона. Но и 10 и 100 фонов – не страшно. На Копакабана в Рио-де-Жанейро 50 фонов, и народ с пляжа не выгонишь. В Токио нормальный фон

5 мкР/час, в Москве – 13, в Хельсинки – 70, а на Лубянке – 40.

Остановили нас только за 70 км до станции. Разворачиваемся. Едем в Токио, в Токийский центр ВАО. Это Всемирная Ассоциация Операторов (World Association of Nuclear Operators – WANO). У ВАО четыре региональных центра: Атлантский, Парижский, Московский и Токийский.

Вообще-то я у них начальник. Через три месяца на конференции ВАО будут официальные выборы руководства. Но решение уже прошло, и моя официальная должность сейчас – electing present (избираемый президент).

Мы в Концерне еще в самом начале установили связь с Московским центром ВАО, который гнал нам оперативную информацию из Токийского центра. По этой информации мы что-то пересчитывали, что-то предсказывали.

Захожу в офис Токийского центра и начинаю шизеть.

В центре – большой телевизор. По нему идут новости. Перед телевизором трое мужиков строчат что-то за компьютерами. Потом они это "что-то" куда-то отдают, и дальше, по всему миру, то, что они настрочили, рассылается. По всем региональным центрам ВАО!

Я присаживаюсь и говорю:

– Это что? Где у вас оперативная связь с кризисным центром ТЭПКО?

– Связи с ТЭПКО нет!

– А где ваш вопль по всему миру, что ТЭПКО не выполняет свои обязательства, которые они подписывали, когда вступали в ВАО?

– Но мы же вам всё передаем!???

Они услышали всё, что я о них думаю. Не заржавело!

Немедленно из Токийского центра во все региональные центры уходит телеграмма – "electing present" нас посетил и ушел "very disappointed".

Для японца написать такое – всё равно, что сделать харакири.

Наконец, приезжаем в 11 ночи в свою комнатку в отеле на 30-м этаже. Боже, сейчас упаду и усну. Хрен уснешь. Оно же трясет. Не 8 баллов, но 4 – 5 есть. Ложишься в койку – а ощущение странное – голова, ноги… Тебя куда-то переворачивает. Как будто сильно под "этим делом". А этаж-то 30-й. Неприятно.

Но и "мои" мне спать не давали. Мы приходили где-то в 11. А отними от одиннадцати шесть. В Москве-то жизнь только начинается. И до четырех – до пяти со всеми разговариваем. Только с Кириенко минимум по 40 минут – и никого не пошлешь, все по делу. В итоге в 5, покачиваясь, как под кайфом, ложишься, а в 8 утра уже следующая встреча.

Всё это время не покидает ощущение абсолютного deja vu. Вспоминаю, как я в 40 лет попал в Чернобыль. Середина мая. Вылез на поле рядом с блоком. Воздух. Его можно видеть. Он живой – как у Рэя Бредбери в "Марсианских хрониках": "Какой здесь чистый, необычный воздух! ... В нем слилась бездна запахов, он не мог угадать каких: цветы, химические вещества, пыль, ветер…"

Я пытаюсь ощутить здесь, в Токио, этот запах живого воздуха, наполненного радионуклидами. Совсем не получается. Вижу народ, который ходит по улицам Токио в этих дурацких марлевых масках. Если б что-нибудь сюда и пришло, то они могли бы хоть что надевать – не помогло бы.

А по телевизору постоянно показывают ужасы – мужик получил 10 рентген! Сьюсайдер! Камикадзе! Мама его

в телевизоре плачет! Проводила сына уже туда! Он лег

и готовится. Так и помереть не долго. Тем более японцу с их дисциплиной.

Я тоже выступал по их телевидению на NHK. И когда меня спрашивали, я говорил, что это кретинизм. За всё время максимальная индивидуальная доза тех, кто остался на станции, превысила 10 бэр, и всего у нескольких человек.

Конечно, если раскладушку между 3-м и 4-м энергоблоками поставить и переночевать, то можно и набрать нормально.

Самое большое для них переживание – нельзя есть спаржу из провинции, где расположена Фукусима.

Мы с Валерой всё время упражнялись "веселыми" подсчетами. Я посчитал, сколько нужно съесть спаржи, чтобы получить выше медицинской нормы – 840 килограммов!

Выброса топлива нету! Доз нету! Ингаляции нету! Пищевых цепочек нету! Ничего нету!

Да, есть выброс газов! Но, если бы они были готовы, если бы нормально работали три первых дня, ни взрывов, ни плавления – ничего не было бы!

На BWRах несколько физических барьеров защиты – корпус реактора, контайнмент и конфайнмент. Корпус и контайнмент прочно-плотные, а конфайнмент – это не очень плотное сооружение. У корпуса предел прочности 100 атмосфер, у контайнмента – 8 атмосфер, а у конфайнмента – 1,5 атмосферы. Конфайнмент обслуживаемый.

Есть исходная ошибка в логике обеспечения безопасности при тяжелой аварии, заложенная в проекте BWR. Считалось, что водородных взрывов в контайнменте не может быть, если заполнить его азотом. Если там нет кислорода, то и водородного взрыва быть не может.

С точки зрения эксплуатации азотная атмосфера в контайнменте не есть хорошо. Находиться там во время эксплуатации нельзя. Но это якобы предотвращает детонацию водорода в случае тяжелой аварии.

Но забыли про другое! Если будет переопрессовываться контайнмент, если в нем вдруг начнет повышаться давление, то нужно куда-то среду сбрасывать! Куда? В конфайнмент? А там никаких противоводородных средств нет. Фундаментальная идеологическая ошибка в том, что исходно в проекте не рассматривались сценарии развития тяжелых, не предполагалось, что авария может эскалироваться дальше контайнмента. И это не удивительно. В середине 60-х, когда были разработаны проекты энергоблоков Фукусимы, об этом никто не думал.

Удивительно другое! Прошли аварии в Пенсильвании на АЭС "Трехмильный остров" в 1979-м, прошел Чернобыль в 1986-м. Мировое сообщество, выучив уроки этих аварий, разработало основные подходы по обеспечению безопасности, основанные на принципе глубокоэшелонированной защиты. На всех АЭС мира постоянно проводились модернизации, направленные на повышение безопасности, основанные на новой базе знаний, на углубленных анализах безопасности! Но на АЭС "Фукусима" не менялось ничего!

Еще в Москве мы посчитали, и посчитали очень четко, что когда у них начнется переопрессовка корпуса реактора, то им придется сбросить давление сначала в контайнмент, а потом и в конфайнмент.

Так они и сделали. После повышения давления в корпусе реактора они стали сбрасывать среду в защитную оболочку. Поднялось давление в контайнменте примерно до 8 атмосфер. На 1-м и 3-м блоках они смогли сбросить давление и оставили контайнмент целым. Газы попали в конфайнмент. А что потом? Водород в кислородно-паровой среде взорвался!

Если идет ламинарный выход водорода, его поджечь невозможно. А если идет турбулентный выброс, то он сам взрывается. Там, в конфайнменте, он и рванул.

На 2-м блоке они не смогли сбросить давление из контайнмента, он не выдержал и разрушился. А дальше сценарий тот же.

Мы привезли с собой наши рекомендации – что и как надо делать! Мы всё прикинули и одновременно пытались хоть кому-то передать наши предложения.

А они были самые простые. Любым способом вскрыть раздвижные шиберы над бассейнами выдержки на крыше, чтобы избежать водородного взрыва конфайнмента.

На этих BWRах над бассейном выдержки крыша просто раздвигается. И на 5-м и 6-м блоках они их таки раздвинули. Взрыва не было. Первые же 4 последовательно добрались до взрывов.

Если откручивать в обратную сторону, то можно было бы еще многое натворить. Если бы они не смогли сбросить давление из корпусов, то и они были бы разрушены.

Эта авария уже много "хорошего" для ядерной энергетики и в Европе, и в мире сделала. Когда я смотрю телевизор, то по этой теме – полные истерики. Ядерная энергетика опять самая дорогая! Самая страшная! Сейчас мы снова проходим через очередной виток невежества и ханжества!

На АЭС кВт

Источник:< ="">