Юлия Меньшова о детстве и трениях с отцом

< ="article clear">

Телеканал "Домашний" и HELLO! представляют проект "Дети отцов". Юлия Меньшова еще никогда так откровенно не говорила об отношениях с родителями - Владимиром Меньшовым и Верой Алентовой, о детских курьезах и о той бесконечной любви папы, которую она смогла осознать, лишь повзрослев.

О памятных вещах:

У папы была серая кроличья шапка, которую я панически боялась. Он устраивал аттракцион. Надевал шапку, и я его не узнавала и начинала плакать. А потом снимал шапку, и я очень радовалась. Это было совсем в глубоком детстве. И вот еще. Мне было лет, наверное, восемь. Папа поехал куда-то, вроде в Болгарию. Привез прекрасных вещей маме, а мне - босоножки. Когда он открыл коробку, они поразили меня своей заграничной красотой, а потом он достал обе туфли, и стало понятно, что они разного размера: одна - 30-го, а другая 35-го. Было ужасно обидно. Если юбочка велика, ее можно ушить, мала - ее можно перешить. А если две босоножки разного размера, ну ничего с этим не сделать. Нет таких мастерских, которые бы могли подравнять босоножки. На них можно было только смотреть. А вообще когда он куда-то ездил, то главным образом привозил книжки - множество прекрасных книжек, тех, что у нас не издавались: Пастернака, Цветаеву и много других. У нас все время была одна и та же история: отправляешь его с чемоданами, а возвращается он с чемоданами, но без ручек.

Об "итальяно-грузинских" страстях дома:

Мне все время говорили: "У тебя-то, ой, ну просто, наверное, отбоя нет от кавалеров". А я была все одна и одна. Где все эти кавалеры, куда подевались-то? Я начала интересоваться популярной психологией, и у меня случился такой инсайд, я поняла, почему я одна. От меня не исходило энергетической информации: "я одинока". Я жила абсолютно жизнью моих родителей, ежедневно находясь в эпицентре выяснениях их отношений, вынужденная занимать то одну сторону, то другую. Каждый день дома кипели такие "итальяно-грузинские" страсти... Всегда был повод для споров. А я выступала в качестве третейского судьи. И вдруг я поняла, что рядом со мной никто не появится, если я буду так же полноценно участвовать в отношениях мамы и папы. Я отлично помню этот момент и то, что их этим своим решением очень задела. Они в очередной раз открыли дверь в мою комнату и сказали: "Юля, вот скажи, пожалуйста, как ты думаешь, у нас вот такая ситуация. Кто прав?" Я говорю: "Ребята, я больше в этом не принимаю никакого участия. Закройте дверь с той стороны, вы разберетесь сами". Они были совершенно дезориентированы. Но это было очень правильно.

О трениях с отцом:

Когда работали над совместным спектаклем, был конфликт с папой. И даже не конфликт, а сильнейшее напряжение. У папы вызывало сомнение все, что я предлагала. Прошло время, и теперь я понимаю, почему он так реагировал. Это было продиктовано его паническим ужасом, что у меня не получится. Он так боялся моего неуспеха. Это вот любовь такая - болезненная, острая, бесконечная, которая заставляет бояться за любимого человека. Волноваться, что ему будет больно, когда у него не получится. Поэтому надо десятки тысяч раз перепроверить: ты точно уверена, ты стопроцентно уверена? А если тебе такую подножку подставить? А такую подсечку сделать? По-прежнему уверена? Я, как сталь, закалялась в зашкаливающих температурах такой вот любви. Я надеюсь, что никогда не буду испытывать своих детей на прочность своей безумной любовью. Но я не могу быть в этом уверена. Вот ведь в чем дело.

О любви Владимира Меньшова к внучке:

Мне кажется, на внуках родители начали учиться каким-то другим семейным отношениям. Вот только-только начали их осваивать. Может быть, именно тех, которых мне не хватало... Папа, например, любит мою дочку, любит ее настолько сильно! Ей достаточно на него посмотреть, и он превращается в такое подтаявшее мороженое. Он называет Тасю исключительно "ангел мой". "Ангел мой, иди сюда, дай я тебя поцелую, ангел мой". Она его потрясает. Что бы она ни сделала, он восклицает: "Боже, как она рисует, ах, как она прекрасно танцует, и так далее". Я смотрю на папу, я его такого в принципе не знала, за всю свою жизнь. Причем с ним это случилось прямо сразу, как только Тася родилась. Тася родилась, как многие младенцы, красненькая, в каких-то пятнах. Понятно, что все пройдет, но я переживала, что вот придет папа и как-то отреагирует холодно. И вот он пришел, увидел дочку, ей дня два было от роду, и вдруг сразу же расплылся. Я пыталась что-то объяснять про пятнышки, а он сказал: "Да ну, какая ерунда...". Сел и смотрел на нее, и рассматривал. Я понимала, что она для него красавица. Никогда в жизни я его таким не видела, никогда.

Источник:< ="spletink">