Страхи Поклонной горы. Фобия революции

< =" ">

После того, как мыслящая страна разделилась на Болотную и Поклонку (да, на Поклонке – тоже мыслящие люди, потому как безмозглые про эти два лагеря вообще не слыхали), у ребят с Болотной появилась опасная привычка применять к ребятам с Поклонной тот же инструмент, что доселе применяли к ним самим. А именно — обвинения в "проплаченности". Просто про Болотную говорят, что там люди проплачены Госдепом США, а про Поклонную – что администрацией Путина.

Но, во-первых, даже если проплачены (я про тех, кого привозили автобусными колоннами) – это не значит, что они идей Поклонки не разделяют. Высокий рейтинг Путина отнюдь не виртуален.

А во-вторых (и вот это действительно опасно), объяснение "они там, потому что проплачены" ("потому что их заставили", "потому что их запугали") позволяет закрывать глаза на важные процессы, происходящие по всей России. А именно — политической стратификации и политического всеобуча тех, кто раньше о политике не задумывался. И вот тут ораторы с Поклонки на высоте. У них есть несколько простых тезисов:
— "нельзя допустить революции, потому что революция – это кровавая каша";
— "нельзя допустить развала страны, потому что это будет уже не Россия";
— "Запад не хочет нас видеть процветающими и великими";
— "те, кто в оппозиции, все критикуют и призывают разрушать, а какой план строительства они могут предложить?";
— "кто, если не Путин?"

Последний тезис, прямо скажем, из чужой колоды — тоталитарной. "Кто, если не дуче?", "Кто, если не фюрер?", "Как мы проживем без отца родного Сталина?"… За Путиным же, при всех претензиях к нему как к реставратору автократии, следует признать отсутствие тяги к тоталитаризму, то есть полному контролю над частной жизнью граждан.

Зато вот первый тезис настолько силен, что производит впечатление и на людей с Болотной. На Ксению Собчак, например. Она не хочет революций. Она боится — как и очень многие другие.

Собственно, об общественных фобиях. Начну с главного — страха революции.

Революция – это кошмар. Как следует из учебников истории, это трупы, недымящие трубы, голод, холод, гражданская война, разруха, расстрелы, брат на брата, всеобщая ненависть. Проблема в том, что история XX века, как она описана в школьных учебниках, есть колоссальный фантом сталинского времени.

История, вычерченная по сталинскому лекалу, такова: было три революции. Первая – подавленная 1905 года, вторая – половинчатая февральская, а третья (доделавшая то, чего не смог Февраль) – Великая Октябрьская социалистическая. Семьдесят лет Октябрь трактовался со знаком плюс, сейчас — со знаком минус, а следовательно, важно революции не допустить.

Между тем, грандиознейшая российская революция произошла именно 27 февраля 1917 года. А вот то, что случилось в ночь с 25 на 26 октября 1917 года, было не революцией, но большевистским государственным переворотом, заговором — в общем, госпреступлением, которое удалось во многом потому, что большевики использовали любые средства ради удержания власти. Впоследствии этот принцип успешно осваивался и усваивался нацистами в Германии и фашистами в Италии, а далее — всеми диктаторами мира. Но именно большевики первыми отказались от морали и прибегали к любому вранью. Совершив переворот под лозунгами "Землю крестьянам!", "Мир народам!" и "Фабрики рабочим!", они отобрали у крестьян землю, у рабочих – право на самоуправление (ликвидировав независимые профсоюзы), а параллельно ввязались в целую сеть войн – прежде всего, с собственным народом. Все это действительно привело к миллионам трупов и истреблению целых классов, немыслимому прежде. Даже Иван Грозный до концлагерей и уничтожения заложников не додумался, хотя еще тот был живодер.

Большевистский переворот привел, прошу прощения за клише, к неисчислимым бедствиям России. В отличие от Февраля, главные жертвы которого – жертвы не революции, а контрреволюции, то есть расстрела в Петрограде 26 февраля демонстрации царскими войсками (тогда на месте погибли свыше 200 человек). Жертвы революции тоже были – жандармов, полицейских, городовых линчевали; Окружной суд сожгли. Но в целом революция в феврале была мирной. И привела к самому свободному периоду в истории России (не считая 1990-х годов) — со свободой слова, шествий, собраний. Никто тогда митингов не согласовывал и разрешений на выпуск газет не получал. Царскую семью с детьми и челядью февральская революция не расстреливала. И чрезвычайная комиссия Временного правительства (в которую входил, например, Александр Блок) никого в расход не отправляла, в отличие от большевистской Чрезвычайки.

В феврале 1917 года в России мирным путем произошло изменение матрицы, смена парадигмы, перезагрузка системы, когда из патримониальной автократии, каковой она являлась около 400 лет, страна мигом превратилась в либеральную демократическую республику. Эта перезагрузка и называется социальной революцией – подобно тому, как в науке переход от ньютоновской физики к эйнштейновой называется революцией научной. Та же смена парадигмы восприятия и парадигмы развития.

Я сейчас не хочу обсуждать, почему провалился Февраль, и почему большевистская контрреволюция привела страну вновь к патримониальной автократии, только в самой отвратительной форме — тоталитарной.

Но взгляд на Февраль и Октябрь как на великую революцию и на заговор разделяют даже столь несхожие люди, как Александр Солженицын и профессор Гарварда Ричард Пайпс (его "Россия при старом режиме", а также трехтомник "Русская революция" для мыслящих россиян, что называется, must have).

Социальная революция – это смена системы социальных отношений. Поэтому революция может быть кровавой (как Великая французская), но может быть и бескровной (как буржуазная нидерландская). Большинство революций в Восточной Европе 1990-х годов были мирными, хотя в Югославии и Румынии (там, где контрреволюционеры особенно сопротивлялись) крови пролилось немало. Зато контрреволюции по-настоящему кровавы — потому что только насилием можно сдержать то, что исторически приходит в движение. (Кровавыми бывают даже научные контрреволюции: вспомним судьбу Бруно или Вернадского).

Внушаемый сейчас страх революции на самом деле скрывает желание не менять ничего в в жизни нашего государства, которое остается патримониальной автократией, то есть тем общественным устройством, когда всем, что в стране есть (включая собственность, жизни, свободы, движимость и недвижимость), распоряжается верховный владыка. Он может называться "царь", "император", "генеральный секретарь", "президент" или "премьер-министр".

Автократическая система при определенных условиях (когда есть что продавать за границу) вполне работоспособна, но у нее, к сожалению, есть несколько врожденных недостатков.

Первое – она закрепляет отсталость от стран либеральной демократии, то есть от того самого Запада. Мы обречены вечно быть даже не вторыми, а во второй группе – и хорошо, если не в третьей. За 500 лет автократии России никогда не была передовой страной мира, в лучшем случае – догоняющей передовые.

Далее – автократия мультиплицирует все недостатки человека на троне. Очень хорошо, что Путин — не антисемит и не гомофоб. Но не всегда же такое везение.

Третье – она превращает людей в рабов, "шестерок", причем вне зависимости от высоты социального статуса. Видели, как губернаторы, депутаты, министры прогибаются перед Путиным? А можете себе представить, чтобы Шварценеггер так гнулся перед Обамой?

Четвертое – она игнорирует проблемы общества, если они не совпадают с проблемами "владыки" (вот почему при Путине у нас в стране нет ни автобанов, ни зарезервированных за резидентами парковочных мест под окнами; вот почему при Путине мы утратили три достижения советской власти — бесплатную медицину, бесплатное образование и успешную космическую программу).

Говорить, что стране сегодня не нужна революция – это все равно что утверждать, что нужно сохранить систему, где все делятся на небожителей и быдло, где царевы слуги с мигалками могут безнаказанно давить людишек, где полиция тотально коррумпирована, где тайная полиция крышует бизнес, где без денег ты не можешь учиться (а заболев — так просто помрешь), где армия (да и полиция) служит непонятно зачем, но понятно кому. А телевидение при этом либо поет и пляшет, либо занимается пропагандой, то есть подгонкой средств под требуемый результат. Ну, и ЦИК занимается тем же.

Хотите жить в такой стране вечно? Желаете такого детям и внукам? Если да, то продолжайте бояться революции. А по-моему, сейчас как раз тот момент, когда можно выйти из нашей барско-рабской колеи и построить свою жизнь совсем на других принципах. И бояться нужно не революции, а того, что в результате всех потрясений мы сохраним систему, то есть заменим одного царя на другого. Или оставим прежнего царя, который давно судит о происходящем за окном по докладам администрации или сводкам ФАПСИ.

Я не хочу жить в стране, основанной на самодержавии. Я хочу жить в стране, основанной на совершенно других принципах. Во всяком случае, не на принципах страха, разговор о которых я намерен продолжить.

< ="originalAuthors">Дмитрий Губин

Источник:< ="">