Полтавское ханство потомков Мамая

< =" ">

Корни современной Украины нужно искать не в Киевской Руси, а в Золотой Орде.

Наверное, ни одна из моих последних статей не наделала столько шума, сколько «Татарский корень казацкого рода». Но точку ставить рано. Степные тюркские истоки украинского этноса требуют дальнейшего раскапывания, если можно так выразиться. Вместо истории нам преподносят выдумки, приспособленные для меняющихся политических целей. Но история — самоценна. Это не служанка политиков. Это детектив, который не устаешь распутывать, пытаясь докопаться до правды.

 Стоило мне обратить внимание на центральное положение образа казака Мамая в украинской народной живописи XVIII—XIX веков, как стали всплывать все новые и новые детали, указывающие на то, что половцы и татары могут считаться предками украинцев в не меньшей, а, возможно, даже в большей степени, чем славяне. Это утверждение для кого-то звучит эпатажно. Но я не собираюсь никого эпатировать. Лучше обратим внимание на факты.

После нашествия Батыя Киев не просто пришел в упадок. Он фактически был уничтожен. Из 50 тысяч жителей не осталось почти никого! Путешественники, проезжавшие в это время по разрушенной столице Руси, оставили описание полного упадка. «Большая часть людей Руссии перебита татарами или отведена в плен», — писал Плано Карпини, направлявшийся через Киев в ставку монгольских ханов в далеком Каракоруме. По словам этого францисканского монаха, татары «осадили Киев, который был столицей Руссии, и после долгой осады они взяли его и убили жителей города; отсюда, когда мы ехали через их землю, мы находили бесчисленные головы и кости мертвых людей, лежавшие на поле; ибо этот город был весьма большой и очень многолюдный, а теперь он сведен почти ни на что: едва существует там двести домов, а людей тех держат они в самом тяжелом рабстве». Как утверждал Карпини, в окрестностях Киева бояться следовало не русских, по причине их малочисленности после татарского погрома, а «литовцев, которые часто и тайно, насколько могли, делали набеги на землю Руссии, и особенно в тех местах, через которые мы должны были проезжать».

Представьте, в каком запустении пребывала в это время Южная Русь, если какие-то банды рэкетиров из Литвы представлялись ей непобедимыми противниками! А город Канев вообще был уже заграницей! «Мы прибыли к некоему селению по имени Канов, — писал Карпини, — которое было под непосредственной властью татар. Начальник селения дал нам лошадей и провожатых до другого селения, начальником коего был алан по имени Михей».

Взаимопроникновение различных народов в Великой Степи уже шло полным ходом. По дороге в ставку хана свирепствовали шайки людей, которых мы можем считать первыми «протозапорожцами». Современник Плано Карпини — тоже монах и тоже посол к хану (правда, не от папы, а от французского короля) Гильом де Рубрук описал свой ужас во время поездки по этим территориям в 1253 году: «Русские, венгры и аланы, рабы татар, число которых у них весьма велико, собираются по 20 или 30 человек, выбегают ночью с колчанами и луками и убивают всякого, кого только застают. Днем они скрываются, а когда лошади их утомляются, они подбираются ночью к табунам лошадей на пастбищах, обменивают лошадей, а одну или двух уводят с собой, чтобы в случае нужды съесть. Наш проводник сильно боялся такой встречи».

Татаро-славянский суржик. Чем не первые казаки? Тем более что наблюдательный западноевропейский монах сумел отметить даже процесс смешения славянского и тюркского языков, который начался в это время в степи: «Язык русских, поляков, чехов и славян один и тот же с языком вандалов, отряд которых всех вместе был с гуннами, а теперь по большей части с татарами, которых Бог поднял из более отдаленных стран».

Иными словами, путешественник из Италии уловил самый момент возникновения того татарско-славянского суржика, который превратится со временем в украинский язык. Слова «кош», «атаман», «есаул», «сагайдак», «курдюк», «гопак» под треньканье половецко-татарской кобзы как раз входили в наше сознание в отблеске степных костров, вокруг которых веселились после набегов первые казачки. Те самые, встречи с которыми так боялся посланник короля Франции, везущий грамоту монгольскому хану.

Именно эти факты объясняют, почему украинские националисты так равнодушны к наследию Киевской Руси. Из всей ее блестящей культуры для них дорог только оселедец на голове Святослава, явно позаимствованный у степняков. Ни идея империи, ни каноническое православие, ни домонгольская древнерусская литература, заботливо сохраненная переписчиками во Владимире, Суздале, Нижнем Новгороде и Москве, не представляют для них ни малейшей ценности. Только — гопак, кобза и шаровары, в которых удобно запрыгнуть на лошадь, удирая после очередного набега с отрезанной головой подмышкой! Это, по их мнению, и есть «наше все». А остальное — «москальська пропаганда».

После нашествия Батыя в Киеве произошла смена народов. Подлинное славянское население Киевской Руси в это время стало уходить на север – в будущую Московию. Оно не просто бежало, но и уносило с собой древнерусскую культуру. Недаром былины «киевского цикла» совершено исчезли в самом Киеве, но были записаны исследователями уже в XIX веке в полосе от Москвы до Архангельска. Вот куда ушла наша Русь от татарских казаков! По этой же причине «Слово о полку Игореве», написанное в Черниговском княжестве, сохранилось в единственной рукописи под Ярославлем!

На протяжении всего XIV века, представлявшего пик татарской власти в нынешней Украине, тут не было не только составлено, но и переписано НИ ОДНОЙ летописи. Самый древний список той же «Повести временных лет» уцелел в копии, сделанной в Нижнем Новгороде современником Дмитрия Донского монахом Лаврентием. Митрополит Всея Руси Максим не просто переехал в 1300 году из Киева во Владимир-на-Клязьме, но и увез с собой книги, ученых монахов, переписчиков, знатоков истории и идеологов. Лучше читать классика малороссийской литературы Пантелеймона Кулиша, в четырех строках описавшего этот миграционный процесс, чем слушать ложь современных подделывателей украинской истории:

Як налягло на Русь татарське лихоліттє,
Зісталось в Києві немовби тільки сміттє.
На Клязьму й на Москву позабігали люде
І визирали, хто з киян туди прибуде.

В Киеве остались одни руины. Кому-то же нужно было их заполнять? В образовавшийся вакуум кинулись с севера литовцы, с запада — поляки, а с юга – татары, чьим авангардом было раннее казачество.

Но ничто не бывает вечным. Батыев побеждают их наследники. В середине XIV столетия в Золотой Орде началась многолетняя междоусобица — «Великая замятня». Орда распалась на два государства, границей между которыми стала Волга. Левый берег Волги контролировал прямой потомок Чингиса — хан Тохтамыш. А от правого берега на запад через Кубань, Дон и всю нынешнюю Украину, называвшуюся тогда Диким Полем, до самого Дуная протянулись владения темника Мамая. Мамай не был чингизидом и не имел права на шапку хана. Но за ним стояли богатые генуэзские города в Крыму и многочисленные потомки половцев, сменивших свое имя на «татары» после нашествия Батыя. Столица Мамая — так называемое «Запорожское городище» — находилась в низовьях Днепра. Его государство занимало две трети современной Украины!

После поражения в 1380 году на Куликовом поле Мамай был убит в Крыму своими подлинными хозяевами — итальянскими купцами, торговые интересы которых он представлял. Но потомство его не исчезло. Совершенно неожиданно оно всплыло на границе Руси и Степи — в Полтаве. «В 1430 г. Полтава вместе с Глинском был отдан в. кн. Витовтом татарскому князю Лексаде, родоначальнику князей Глинских», — гласит «Полное географическое описание нашего отечества под редакцией В. П. Семенова» (т. VII. Малороссия. СПб., 1903, с. 293—294).

Украинский внук Мамая. Кем был этот загадочный татарин Лексада? Некоторую информацию об этом можно найти в книге «Історія України в особах. Литовсько-польська доба», вышедшей в Киеве в 1997 году: «Серед численних князівських родин, котрі жили на теренах України в середні віки, були й такі, що мали тюркське походження. Це, зокрема, стосується князів Глинських, які вважали себе нащадками хана Мамая: за родовим переказом, після поразки останнього в Куликовській битві (1380) його син Мансур-Кият осів на Задніпров’ї, заснувавши тут Глинськ, Полтаву й Глинницю. Спадкоємцем цих володінь став його син Олекса… Охрестившись у Києві та прийнявши ім’я Олександр, він разом із сином Іваном почав служити великому князю литовському Вітовту».

Иными словами, Полтавское ханство мамаевичей было остатком обширных владений основателя династии. Некоторое время оно вело независимое существование на границе Дикого Поля и Великого Княжества Литовского — как раз в тех местах, где зарождалась Украина. Но князь Витовт подчинил внука Мамая и заставил его принять христианство. Упомянутый в «Географическом описании» Лексада, скорее всего, и есть этот новоокрещенный Александр.

Еще в 1981 году советский историк А. А. Шенников депонировал в ИНИОН (Институт научной информации по общественным наукам) АН СССР свою статью «Княжество потомков Мамая». Акцентировать внимание на татарских страницах в истории Украины тогда, как и сегодня, не рекомендовалось. Ханство пришлось назвать княжеством. Об определении «Полтавское» нельзя было и помыслить! Официозная советская наука, выкармливая полчища казенных толочек, как от огня, шарахалась от любого «евразийства». Поэтому Шенникову удалось только депонировать (сделать ее доступной для чтения немногочисленных специалистов), а не опубликовать свою статью в журнале. Но именно он обратил внимание на родословную князей Глинских, изложенную в «Бархатной книге»: «Царь Ординский Мамай, коего на Дону побил Князь Великий Дмитрий Иванович, а у Мамая Царя сын Мансуркиян Князь, а у Мансуркияна Князя сын Олекса Князь, а крестил его в Киеве Митрополит, а от него — Глинские».

«Правильное написание имени сына Мамая — очевидно, Мансур-Кият, — пояснял Шенников. — Имя его старшего сына – Алекса (татарское имя), прочие же варианты — результаты его славянизации. В содержании этого текста не видим ничего невероятного. Когда после Куликовской битвы новое войско Мамая было перехвачено и разгромлено Тохтамышем «на Калках», после чего Мамай снова бежал в Крым и был там убит, Мансур с остатками Мамаева воинства должен был искать убежища в районе, наиболее удаленном от Сарая, Крыма и Москвы и наиболее близком к великому княжеству Литовскому, которое до конца поддерживало Мамая. Район Полтавы как раз отвечал этим условиям. К тому же великие князья литовские (в тот момент Ягайло) были заинтересованы в поселении близ своих границ боеспособного населения, враждебного по отношению к Золотой Орде, и разбитые Тохтамышем сторонники Мамая оказались подходящим для этого контингентом».

По мнению Шенникова, «созданное Мансуром княжество оставалось формально независимым в течение 12 лет, с 1380 по 1392 год, хотя фактически, по-видимому, с самого начала в какой-то степени зависело от великого княжества Литовского». Первоначально оно было просто татарским. Но со временем в район Полтавы с севера стали просачиваться «севрюки» — как считают многие, потомки летописного племени северян, уцелевшие после нашествия Батыя. «На примере княжества потомков Мамая в районе Полтавы, — резюмировал Шенников, — мы видим нечто новое и неожиданное для славистов-медиевистов: вместо антагонизма — мирное сосуществование и постепенное срастание тюркской и славянской групп населения в рамках единого и довольно своеобразного политического образования. Был ли этот эпизод каким-то уникальным исключением из общего правила? Или, может быть, это сигнал о том, что слависты неверно представляют себе общее правило?»

Тюркская помесь. Конечно же, это не уникальный эпизод, а то самое правило, из которого родился современный украинский народ. Как признавался еще в XIX веке один из основоположников националистической исторической науки Владимир Антонович в статье «Взгляды украинофилов»: «В состав малорусского типа вошла весьма многочисленная помесь ТЮРКСКАЯ (печенеги, половцы, крымские татары и особенно черные клобуки, некогда заселявшие почти одну треть всего пространства нынешнего Южнорусского края и расплавившиеся в славянской массе его населения)».

Недаром антропологи различают так называемую «центральноукраинскую антропологическую область», население которой отличает «домішка, пов’язана з асиміляцією степових тюркських груп з певним МОНГОЛОЇДНИМ елементом» (Антропологічний склад українського народу. — К., 1965, с. 72).

Пытаясь объяснить популярность у украинцев образа казака Мамая, Шенников видел его истоки именно в Полтавском княжестве детей и внуков Мамая: «Портрет воина-бандуриста мог появиться сперва как собирательный образ пограничного жителя княжества Мансура и его ближайших потомков, — портрет мамая, но ещё не Мамая и тем более не «козака». А для композиции портрета могло быть использовано какое-то произведение восточной живописи, имевшее хождение у мансуровых татар, едва ли не сохранившаяся ещё от монгольских времён старая буддийская религиозная картина, смысл которой был давно забыт. Этот мамай — полутатарин, полусеврюк — был ещё далеко не украинец по своему этническому самосознанию и культурному облику, но он успешно защищал славянское население Украины от крымских набегов и потому стал весьма популярен».

Хочется кому-то или нет, но не Киевская Русь и не Галицко-Волынское княжество — первые «древнеукраинские» государства, а именно крошечное татарское ханство потомков Мамая в окрестностях Полтавы. Иначе на народных картинках был бы изображен не казак Мамай, а какой-нибудь Владимир Красное Солнышко, уцелевший только в русских былинах. В Золотой Орде корни современной Украины.

Источник:< ="">