Дороги, которые нас выбирают

< =" ">

Основной вопрос современной экономики все тот же: что делать?

Что нужно знать сегодня специалисту по макроэкономике? Судя по сложившейся в мире ситуации, ответы всего на два вопроса:
1. когда у того или иного субъекта экономики наступает кризис?
2. что с ним делать? А если посмотреть шире, то всего один вопрос – о регулируемой траектории социально-экономического развития. Т.е. о закономерностях и критических факторах долговременных макроэкономических изменений.

В это трудно поверить (западные экономисты, например, безуспешно пытаются это понять, по крайней мере, последние 50 лет), но наиболее конструктивную идею для разрешения главного вопроса макроэкономики предложил в 1962 году Колмогоров. Анализируя экономическую статистику того времени, он обнаружил, что спектры колебаний финансовых и гидродинамических потоков подобны друг другу.

Однако за прошедшее с тех время экономическая наука никак не может сколько-нибудь полно развернуть его гипотезу. И ответить на критические вопросы, на которые гидродинамическая наука уже ответила. Например, о переходе устойчивого развития в кризис, о его продолжительности и малых воздействиях, способных изменить траекторию развития.

Посмотрим поэтому на основной вопрос макроэкономики под углом зрения знаний, накопленных за последнее время гидродинамикой. Предварительно, однако, еще раз сформулируем тему обсуждения.

Постановка вопроса

Для макроэкономики, в отличие от микроэкономики, основной проблемой регулирования являются не опосредованный характер управляющих воздействий (свойственный всем экономическим системам), а большой период запаздывания между управляющим воздействием и его последствиями. Российская экономика, например, первые системные плоды рыночного саморегулирования начала ощущать лишь лет 20 спустя после начала демократизации в СССР. А американской экономике для выхода из великой депрессии 1930-х годов тоже понадобилось более десятилетия.

И сегодня проблема макроэкономического регулирования не менее актуальна, чем 70 или 20 лет назад. Поскольку общепринятые методы и инструменты макроэкономики не могут уверенно оценить масштабы разворачивающегося с начала XXI века глобального кризиса. Прямо противоположные оценки авторитетных экспертов о скором окончании кризиса или еще большем погружении в него появляются постоянно на протяжении последних 10 лет.

В этой ситуации знание закономерностей долговременных макроэкономических изменений приобретает исключительное значение. То есть знание взаимосвязи управляющих воздействий с масштабами отклика на них и периодом наступления этого отклика. Или, в более общей форме, знание механизма формирования долговременной траектории социально-экономического развития.

В поисках путей выхода из сложившейся ситуации некоторые экономисты начали снова обращаться к трудам Кейнса и циклистов, более пристально анализируя наименее понятные и, соответственно, наименее цитируемые ранее положения их теорий. Стали, например, вспоминать исключительную оценку Кейнсом роли экстраординарной личности в экономике или на физическую, в своей основе, природу длинноволновой цикличности Кондратьева.

Следствием этого стало широкое развитие в последние десятилетия исследований по экономической интерпретации теории самоорганизованной критичности Пер Бака и Кан Чена.

По этой же причине почти 50 лет, то усиливаясь, то затухая, среди научной общественности Запада идет обсуждение гипотезы Колмогорова. Интерес к непонятной, но перспективной, по их мнению, гипотезе подобного поведения гидродинамических и финансовых потоков настолько велик, что Алан Гринспен, бессменно руководивший ФРС США 17 лет, назвал свою последнюю книгу «Эпоха турбулентности».

Интерес к этой российской разновидности теории сложности, если угодно, в последние десятилетия проявился и на родине Колмогорова. Турбулентная модель долговременных социально-экономических изменений наиболее объемное отражение нашла в гипотезе социальной турбулентности.

Основные положения гипотезы

Субъекты макроэкономики относятся к классу очень больших физических систем, естественной формой существования которых является турбулентность.

За последние несколько десятилетий научные представления о турбулентности существенно расширились. Сегодня под этим словом понимается не только хаос или потрясения, но и, одновременно, процессы естественной самоорганизации очень большой системы частиц в устойчивые (диссипативные) структуры физической, биологической социальной, экономической или интеллектуальной природы. В первом случае это вихри, ячейки Бенара или когерентное лазерное излучение. Во втором – организмы и сообщества организмов, в третьем — социально-экономические системы размером от семьи до государства и глобального мира целом, а в последнем — это мысли, или шире, все интеллектуальные проекты и продуцируемые ими техногенные и социальные построения, которые Вернадский называл одним общим словом — ноосферой.

Состояние больших макроэкономических систем определяется как минимум двумя независимыми параметрами: степенью свободы поведения субъекта и объемами его хозяйственной деятельности.

Основным регулируемым параметром в таких системах является степень свободы хозяйственной деятельности (т.е. доля степеней свободы из их общего числа доступных субъекту), а основным результатом – объем хозяйственной деятельности.

Объективными измеряемыми критериями свободы хозяйственной деятельности являются частота происходящих экономических событий или степень диверсификации деловой активности. Чем они выше, тем свободнее поведение субъекта экономики.

Число степеней свободы поведения субъекта экономики имеет несколько качественных выражений и количественных индикаторов измерения. Это пассионарность, частота событий, интеллектуальный капитал, степень образованности общества, число открытий и изобретений, и т.д. Объем хозяйственной деятельности тоже имеет несколько форм выражения и измерения. Это прирост ВВП или ВРП, физические объемы производства или потребления энергии, объемы финансовых и материальных потоков и т.д.

ЗАКОНОМЕРНОСТИ ТУРБУЛЕНТНОГО РАЗВИТИЯ

Основные закономерности

1. Изменение состояние субъекта макроэкономики во времени происходит циклично. Особенность турбулентного понимания этого феномена состоит в том, что предельно высокочастотные экономические колебания происходят хаотично, а предельно низкочастотные (длинные волны экономики) закономерно. Таким образом, что величина длинного цикла колебаний макроэкономической системы пропорциональна ее площади или населенности в степени 1/3.

В этой асимметрии, согласно теории социальной турбулентности, проявляется кризисный в принципе характер существования всех очень больших систем, включая экономические системы. (Отметим для сравнения, что бескризисное развитие описывается гармоническими волнами.)

Асимметричность ярко отражается в динамике развития не только хозяйственных, но и биологических систем. Отражается тем, что вначале рост является медленным и неустойчивым, затем, в середине цикла, быстрым и непоколебимым, а завершается цикл резким спадом производства в течение его последних 20%.

3. Очень большим системам также свойственна ассиметричная взаимосвязь динамики роста размеров экономики и изменения количества ее степеней свободы или, иначе, социальной активности масс, или неопределенности поведения субъекта экономики и т.д. Это проявляется в том, что в большей части длинного цикла естественного развития рост объемов производства сопровождается уменьшением степени свободы экономической деятельности.

Дополнительные закономерности

Субъекты макроэкономики являются своеобразными социальными атомами, существующими в стабильной форме достаточно длительное время. Они, как и физические атомы, характеризуются рядом устойчивых физических, социальных и экономических состояний, количественные уровни которых описываются экспоненциальным законом, впервые обнаруженным Кузьминым и Жирмунским в физических и биологических системах.

Общее число доступных субъекту экономики степеней свободы поведения ограничено физическими размерами системы. Чем больше размеры субъекта, тем больше в нем доступных степеней свободы и производных от них характеристик, таких как период длинного цикла, максимальные объемы хозяйственной деятельности, численность населения и т.д.

Например, длинный цикл России с размером территории от 17 до 22 млн. кв. км. составляет от 75 до 80 лет, а США и Китая с территорией около 10 млн. км. кв. – 60 лет, мировой экономики в целом, охватывающей практически всю сухопутную поверхность Земли – около 140 лет.

Основной принцип регулирования турбулентного социально-экономического развития

Для обеспечения устойчивого развития субъекта макроэкономики (увеличения периода бескризисного развития) необходимо контролировать уровень свободы деятельности в фазе бурного роста деловой активности, а в фазе спада активности стимулировать свободу деятельности (осуществлять диверсификацию).

В этой вербальной формулировке принципа регулирования нет большой новизны.

Вопросы, как всегда, возникают в деталях применения. Как его использовать в конкретной ситуации, для конкретного субъекта, в конкретный период его экономической истории. В самом конце, например, длинного экономического цикла СССР была принята верная в принципе концепция демократизации и ускорения социально-экономического развития. Однако, в соответствии с оценками гипотезы социальной турбулентности, принята она была приблизительно на 20 лет позже, чем это было необходимо для устойчивого развития. В результате страна не естественным эволюционным, а ускоренным катастрофическим путем претерпела необходимую ей диверсификацию своего хозяйственного состояния.

Поэтому для адекватного использования общих принципов в задачах макроэкономического регулирования необходимы теоретические построения, способные достаточно надежно идентифицировать актуальное положение субъекта экономики. А для этого, как минимум, необходимо знать период длинного цикла, его начало и динамику течения.

Динамика длинной волны (на примере истории СССР)

Все основные фазы длинной волны,  наглядно демонстрируют статистические данные длинного цикла развития СССР-России 1920 – 2000-х годов.

Мы видим, что длинный цикл, начинающийся с резкого роста всех форм социальной и экономической активности населения (пассионарности), в первые 20 лет существования страны проявился бурным приростом ее населения.

 Данные 2000-х годов, когда в России начался новый длинный цикл развития, оказались не так красноречивы, но и они показали характерный для начала цикла параллельный рост как пассионарности, так и энергопотребления, в полном согласии с турбулентной моделью макроэкономической динамики.

После периода резкого роста пассионарности в стране (приблизительно на половине длинного цикла) начался бурный рост экономики, проявившийся в измерительных данных стабильным возрастанием душевого энергопотребления. Этот экономический рост,  сопровождался устойчивым снижением прироста населения, что, по нашему мнению, говорит о постепенной трансформации пассионарности в этой фазе развития в созидательную хозяйственную деятельность общества.

В последней же кризисной фазе развития страны 1990 - 2005 годов, как и в начале цикла, имел место параллельный процесс волнообразного изменения как пассионарности, так и объемов хозяйственной деятельности.

В этот кризисный период истории в стране происходила драматичная смена механизмов хозяйствования, которая, как показывают наблюдения (и о том же говорит теория турбулентности), сопровождается хаотизацией хозяйственной жизни. Динамику этого процесса можно увидеть на примере статистических данных по производству зерна в СССР-России с 1945 по 2005 год. Они же показывают, что насыщение и последующее резкое падение объемов сельскохозяйственного производства во второй половине длинного цикла СССР сопровождалось короткопериодическими волнами хозяйственной активности. Неустойчивый второй период длинного цикла СССР начался с падения хозяйственной активности, продолжилась ее бурным ростом с середины 1980-х годов вплоть до достижения предельно низких объемов производства зерна в середине 1990-х годов. Восстановление же хозяйственного производства в начале 2000-х годов сопровождалось уменьшением амплитуды экономических колебаний в стране (т.е. снижением уровня неопределенности экономического положения страны, или уровня турбулентности).

Так, что же делать?

Можно ли (и как) с помощью представлений социальной турбулентности ответить на основной вопрос макроэкономики о том, например, что же нужно делать сегодня в России, да и в мире в целом?

Не менее любопытный для некоторых вопрос о перспективах США, не столь актуален. Молодое с исторической точки зрения американское государство, аккумулировавшее к тому же в себе все известные на сегодня знания и технологии, выберется из циклического кризиса, в который оно погружается все последние годы.
А что делать России?

С Россией сложнее. В экспертном сообществе отсутствует согласие не только по вопросу о перспективной траектории развития страны, но и по вопросу о ее сегодняшнем положении. Вопросы, в каком состоянии мы находимся и куда движемся, выходя как из локального кризиса 2008 года, так и системного кризиса рубежа столетий, остаются предельно дискуссионными.

В этих условиях некоторый свет на проблему может пролить анализ ситуации с позиций турбулентной гипотезы экономики.
Он же говорит, что страна на выходе из системного кризиса рубежа веков.

Однако это только часть ответа. Нам не менее важно знать, а на какую траекторию мы встали? И можно ли ее определить по тому небольшому отрезку новой истории России, который страна прошла к настоящему времени?

Оказывается, с некоторой долей естественной в таких случаях погрешности, можно. Для этого, помимо даты начала новой истории, нам надо еще знать типичную траекторию долговременной эволюции макроэкономической системы. Характер такой траектории позволяет определить гипотеза социальной турбулентности .

Принимая за начало новой истории страны круглую дату – 2000 год и используя длинный цикл российской экономики, составляющий по оценкам гипотезы социальной турбулентности и длительности истории СССР, около 75 лет, мы может заключить, что страна сегодня находится в перовой 1/7 части длинного цикла. Как видно , ему соответствует приблизительно 10% от максимально возможных в этом цикле объемов производства и около 90% от максимально возможной социальной и деловой активности. Кратко эту фазу развития России можно охарактеризовать низкой эффективностью хозяйственной деятельности, но высокой пассионарностью, которая проявляется частыми всплесками социальной активности масс, как ее называл Чижевский, экономической неустойчивостью и т.д.

Но это еще не все, что позволяет сделать гипотеза турбулентности. С ее помощью мы можем в числах оценить как текущее положение, так и перспективы развития страны. Для этого достаточно найти реальное экономическое или физическое выражение относительных объемов хозяйственной деятельности, описываемых гипотетической кривой.

Помочь в этом может хорошо документированная в XX веке экономическая статистика США (которая любезно нам предоставлена студенткой Финансового Университета при правительстве РФ Ольгой Матвеевой). Оказывается, с теоретической кривой экономического роста,  в наилучшей степени коррелируют данные по ежегодному приросту ВВП США.

На этом основании, используя аналогию Колмогорова, мы можем рассчитать динамику прироста ВВП России в течение ее текущего длинного цикла, беря за основу уже пройденную часть общей траектории экономического роста.

Они показывают, что страна сегодня находится в самом начале большого исторического пути, экономическая вершина которого – в середине XXI века. Нынешний же период состояния общества характеризуется пиком всех форм возможной в наших условиях социальной и экономической активности, но минимальной экономической эффективностью. Далее, лет через 10, по окончании самого бурного периода общественной жизни, неизбежна, как показывает препарированный методами теории турбулентности исторический опыт, многолетняя эволюционная трансформация социальной активности в созидательную хозяйственную деятельность.

Эта достаточно долго (на протяжении более 20 лет) складывавшаяся в стране ситуация обладает высокой консервативностью. Ее трудно сколько-нибудь радикально исправить. Поэтому в России сегодня неизбежен ренессанс тех или иных методов и приемов госрегулирования. Вернее, на повестке дня стоит вопрос создания принципиально новой версии системы гибкого управления турбулентно-эволюционирующей экономикой, прототипы которой можно найти в аналогичных фазах развития как советской экономики (с 1930-х по 1950-е годы), так и американской (начиная со второй половины 1960-х годов) или китайской (1980-х).

Единственное, на что следует в этой связи обратить внимание, так это на не повторяемость экономической истории. Как сказал лауреат нобелевской премии по экономике Фогель на юбилейной конференции в Киеве 25-27.05.2011, посвященной 110-летию Кузнеца, дважды нельзя войти в один и тот же цикл.

Прямых аналогий в экономической истории не существует. Только полукачественные, когда мы можем определить фазу текущего состояния хозяйства и довольно широкие рамки долговременные тенденции его изменения, как это показано, например, на рис. 6 и 7. А уникальную линию конкретных экономических показателей социального развития страны (своеобразный автограф) действующим лицам российской истории придется «нарисовать» их неповторимыми авторскими ошибками или находками.

А что будет с мировой экономикой?

Во второй половине глобальной 140-летней волны 1930-х – 2070-х годов от коллапса мировую экономику может спасти только ее полномасштабная диверсификация. Т.е. формирование сотовой структуры мирового хозяйства, состоящей из 11-15 своеобразных атлантов мировой экономики – глобальных государств, в число которых должна войти и Россия.

Диверсификация спасет мировую экономику точно так же, как «рейганомика» спасла американскую экономику во второй половине ее длинного цикла в 1980-х годах. И как (лишь в принципе, не будучи подкрепленными ни теоретически, ни системно) могли спасти Советский Союз во второй половине его длинной волны начатые в 1960-х годах экономические реформы.

< ="originalAuthors">Олег Доброчеев

Источник:< ="">