< =" "> Нынешние звезды «Формулы-1», отрабатывающие многомиллионные рекламные контракты, кажется, только что сошли с модного подиума. Они следят за последними новинками моды, пользуются косметикой, то и дело посещают светские рауты, регулярно отлучаются из расположения команд на мероприятия спонсоров и съемки рекламных роликов. Небритые мужчины в забрызганной грязью, пропахшей потом форме, с всклокоченными волосами и небрежно зажатой в зубах сигаретой окончательно ушли в прошлое
Карьера пилота «Формулы-1» полвека назад была скоротечна. Несколько лет следующих друг за другом выматывающих гонок, затем роковая случайность, госпиталь, возможно, смерть. Несовершенство машин и стремление гонщиков пройти по лезвию бритвы вели к катастрофам. До какого предела можно выжать педаль газа на поворотах и прямых, сохранив сцепление колес с дорогой, - этим вопросом постоянно задавались пилоты «Феррари», собиравшиеся вечерами за бутылочкой вина. Бывало, что уже на следующий день чье-то место оставалось пустым.
Знаменитый Альберто Аскари старался поменьше видеть своих сыновей, чтобы от известия о его смерти им было не слишком больно. Итальянец разбился во время тренировки в Монце, когда решил сделать несколько кругов, перед тем как отправиться на ужин. Звук мотора оборвался за ближайшим холмом. Прибежавшие на помощь товарищи увидели валяющийся в кустах разбитый остов машины и безжизненное тело пилота. Никто так и не узнал, что же случилось.
Пилот «Феррари» Вольфганг фон Трипс на скорости 200 км/час заметил, как неестественно завихляло правое переднее колесо. Машину вынесло с трассы в лес. Фон Трипс оказался счастливчиком: стволы деревьев, срезав колеса и оцарапав корпус, промелькнули мимо. Другому гонщику, вылетевшему с трассы в небольшой огород, проволочной изгородью отрезало голову.
Смерть нечасто становилась предметом обсуждения в среде пилотов, потому что она постоянно была рядом. Будущий чемпион мира американец Фил Хилл дважды становился свидетелем того, как сгорали в своих машинах его коллеги. Ему на какое-то время даже пришлось прервать гоночную карьеру: из-за постоянного нервного напряжения он не мог есть твердую пищу, а перед началом каждой гонки его мучительно рвало.
Многие пытались заглушить тревогу выпивкой и ночными похождениями с девушками. Некоторые торопились получить от жизни все, понимая, что она может быть очень короткой. 49-летний французский гонщик Пьер Левег, напротив, рассчитывал благополучно завершить гоночную карьеру - и обязательно победой. Она была ему очень нужна - после глупейшего случая в 1952 году, когда он сошел с трассы за 50 минут до финиша из-за ошибки, вызванной накопившейся усталостью: заранее почувствовав себя победителем, он отказался от помощи своего напарника. Случай отличиться представился, когда в 1955-м команда «Мерседес» пригласила Левега для участия в 24-часовой гонке в Ле-Мане. Руководство немецкой команды, приглашая француза, надеялось снизить напряженность между двумя странами: во время войны Ле-Ман использовался нацистами как военный аэродром, а рядом располагался лагерь для бойцов местного сопротивления.
Ничего хорошего из этого благородного жеста не получилось. Левег побаивался трассы и скоростного 300SL, превосходившего в динамике остальные машины. Особенно опасным ему казался участок перед трибунами, где машины притормаживали перед пит-стопом. Он жаловался на это боссу команды «Мерседес», другим пилотам, жене. Накануне гонки Левег и его жена ужинали вместе с напарником гонщика, американцем Джоном Фитчем. Прощаясь с Фитчем, мадам Левег сказала: «Пьер так счастлив! Так счастлив оттого, что получил этот шанс!»
На четвертом часу гонки Майк Хоторн на «Ягуаре» замешкался при заезде на пит-стоп. Англичанин резко вывернул вправо, подрезав Лэнса Маклина на «Остин-Хили». Тот, пытаясь избежать столкновения, был вынужден вывернуть руль влево и выскочил впереди двигавшегося на громадной скорости «Мерседеса» Левега. Тот уже не успевал притормозить, машина задела бок незадачливого «Остина», взлетела в воздух и обрушилась на бетонный барьер трибун. Серебристый «Мерседес» развалился на множество частей, убивавших всех, кто попадался на пути. Капот машины снес головы нескольким зрителям, маленькая девочка лишилась чувств, когда в нее угодила чья-то оторванная нога. А затем машина взорвалась, выплеснув море огня на тех зрителей, что уцелели в рое летящих обломков.
В результате на трибуне погибли 84 человека, и эта катастрофа стала самой страшной из случавшихся в автоспорте. Тем не менее гонку решено было продолжить, поскольку, если бы зрители начали разъезжаться со стадиона, они могли затруднить работу медицинских служб, парализовав движение. Ле-Ман 1955 года выиграл Хоторн, которому потом не раз ставили случившееся в вину. Срочно собравшийся совет директоров «Мерседеса» снял команду с соревнований. Маклин навсегда завязал с автоспортом.
Перед смертью Левег успел предупредить о грозящей опасности мчавшегося следом партнера по команде Хуана Мануэля Фанхио, подняв вверх руку. Он спас его от неминуемой гибели: аргентинец сумел невредимым проскочить мимо рассыпающихся на пылающие части машин и усеявших трассу обломков.
Прямая Фанхио
За свою долгую карьеру Фанхио не раз оказывался на волосок от смерти. Великий гонщик своего времени и не менее великий обольститель женщин, он был лидером многих «конюшен» - «Альфа-Ромео», «Мерседес», «Феррари». В 1952 году «Альфа-Ромео» отказалась от участия в Гран-при, и тогда работу Фанхио предложила «Мазерати». Но, для того чтобы вовремя прибыть на гонки в Монцу, Фанхио, только что отъездившему в Ирландии за одну из английских команд, потребовалось немало усилий. Европу окутал туман, и из Лондона не летали самолеты. С приятелем ему удалось добраться до Франции, где он немного поспал и, поднявшись до рассвета, погнал легковой автомобиль через Альпы.
Он прибыл в Монцу ровно за полчаса до начала гонки, успел принять душ и переодеться. Еще через 30 минут гонщик оказался в госпитале: на повороте его машину выбросило за пределы трассы. Жизнь Фанхио спас шлем, который стал обязательным элементом экипировки в том сезоне: ветка дерева оставила глубокую отметину на металле. Повреждения шеи и груди были настолько серьезными, что аргентинца продержали в гипсе три месяца, и еще немало времени ушло на восстановление.
В следующем сезоне Фанхио решил участвовать в дорожной гонке «Милле Милья» - «Тысяча миль». В середине дистанции выяснилось, что на «Альфе» отказали рулевые тяги: руль можно было поворачивать только влево. В горах на высокой скорости Фанхио с механиком натерпелись страху, в особенности когда попадался правый поворот - гонщику приходилось входить в него почти по прямой.
Экзотика дорожных гонок
Многие пилоты «Формулы-1» в свободное от гонок Гран-при время садились за руль серийных машин для участия в дорожных гонках. В те годы их было немало, и проходили они в разных местах планеты: в Мексике, Италии, Франции, Англии. Знаменитая итальянская «Милле Милья» регулярно собирала кровавый урожай. В 1957 году гонку окончательно запретили - после того как погиб испанский аристократ дон Альфонсо Кабеса де Вака и Лейтон, семнадцатый маркиз де Портаго.
Это был высокий, мощный гонщик с громадным природным обаянием и склонностью к приключениям. В юности он на спор пролетел на самолете под мостом, затем принял участие в зимней Олимпиаде - в соревнованиях на бобслеях-двойках, где занял четвертое место. Его уговорили участвовать в «Милле Милье», несмотря на дурные предчувствия. В одном из писем накануне старта он написал, что в воскресенье умрет. Впереди дона Альфонсо было всего четыре машины, когда механик с ужасом заметил, что у «Феррари» с порядковым номером 531 поврежден рычаг подвески левого переднего колеса. Невозмутимый испанец продолжил гонку, не обращая внимания на повреждение. За 30 миль до финиша, когда он шел третьим, злополучная деталь сломалась и машину выбросило в толпу зрителей.
На ралли «Каррера Панамерикана» в Мексике гонщики бились с ужасающей регулярностью. За первые три дня гонки 1953 года погибли два итальянских гонщика - Антонио Станьоли и Феличе Бонетто. «Эта гонка убьет нас всех!» - пожаловался один из участников в минуту откровенности. Перепады высот, плохие дороги, крутые пропасти и ненадежные мосты - все это создавало невероятные трудности для водителей. Хватало и местной экзотики. Один из «Мерседесов» атаковал стервятник, которого привлек забрызганный кровью капот: по дороге встречались неповоротливые броненосцы, которых при столкновении не спасали чешуйчатые пояса. Пробив ветровое стекло, птица контузила штурмана, бывшего пилота люфтваффе.
Немало проблем создавало местное население. Ночью вокруг машин дежурила вооруженная охрана, следившая за тем, чтобы ничего не пропало. Но по всей трассе охранников не поставишь... На подъезде к Мехико экипаж американца Фила Хилла не сумел вписаться в правый поворот и был вынужден тормозить в росшее на склоне дерево. Спустя пару минут там же оказался следовавший за ним «Кадиллак». Выяснилось, что местные проказники, сбившиеся в кучку на безопасном удалении, выворотили столбик с предупреждающим знаком. Хиллу со штурманом пришлось провести на повороте 17 часов, сигнализируя об опасности проносящимся мимо машинам.
Аргентинский кошмар
Гонки собирали множество зрителей. Сотни людей стояли по обочинам трасс, заполняли свободные места в придорожных ресторанчиках, устраивали пикники на пригорках, откуда было удобнее всего следить за ходом борьбы. На гонки отправлялись всей семьей, и дети играли рядом с дорогой, по которой проносились 12-цилиндровые монстры.
Первый в истории Гран-при Аргентины в 1953 году вызвал невероятный ажиотаж. Тем более что на трассу вернулся местный идол - Хуан Мануэль Фанхио, оправившийся после катастрофы в Монце. 90 000 человек забили все пространство автодрома, при этом многие с помощью принесенных из дома кусачек преодолевали проволочные заграждения и прорывались в закрытые для публики сектора. Полиция вяло противодействовала, но была не в состоянии справиться с наплывом публики.
Президент Аргентины Хуан Перон, прибывший на гонку, распорядился не чинить препятствий желающим присутствовать на историческом событии. Ограждение было сломано, люди стояли в 8-10 рядов вдоль трассы, на стартовой решетке полиция с трудом удерживала напиравшую с двух сторон толпу. Напор только усилился, после того как был дан старт. Машины проносились через узкий проход в толпе, некоторые зрители пытались дотронуться до гонщиков руками, кто-то, сняв рубашки, тряс ими над асфальтом, имитируя движения тореадора. Катастрофа была неизбежна.
На 23-м круге перед «Феррари» Нино Фарины на трассу выскочил мальчик. Гонщик, пытаясь уйти от столкновения, резко вывернул руль влево, и машина врезалась в толпу, пройдя ее, как нож масло. Из-за возникшей паники на трассу выскочил еще один ребенок, которого тут же сбили насмерть. Фарину в обморочном состоянии отправили в больницу, пострадавшим пытались оказать первую помощь, но машины «скорой помощи» в спешке отправили навстречу мчавшимся гоночным машинам. Пытаясь избежать столкновения, одна из них врезалась в толпу, задавив еще двух человек. Погиб также полицейский, попытавшийся восстановить порядок с помощью... хлыста.
Лед и пламя
Боссы гоночных «конюшен» были чужды сентиментальности. Например, многие знакомые с Энцо Феррари уверяли, что он никогда никого не любил - только свои машины. Однажды он поблагодарил за победу в гонке Луиджи Виллорези. Сообщив об этом журналистам, Виллорези с ухмылкой заметил: «Это случалось на моей памяти нечасто». Газета Osservatore Romano даже назвала Феррари Сатурном, пожирающим своих детей. За серьезные повреждения техники он карал беспощадно. Французский гонщик Жан Бера, отчаянно пытаясь дотянуть до финиша, сжег мотор. В перепалке с менеджером команды раздосадованный Бера ударил того по лицу. Феррари, который сам очень редко ездил на гонки, тут же выгнал француза из команды и не разрешил ему купить машину, чтобы продолжить соревнования. Бера пересел на «Порше» и на второстепенном Гран-при Берлина погиб: пилота выбросило из автомобиля, соскользнувшего с трассы под проливным дождем, и с силой ударило о флагшток.
Знаменитая «конюшня» страдала от паранойи и постоянного напряжения. Феррари давил на гонщиков психологически, относился к ним свысока, устраивал разносы, но магнетизм его имени и цельность характера все равно вызывали уважение.
После того как умер его сын Дино, Энцо Феррари жил замкнуто. Посещение его офиса в Маранелло обставлялось множеством условностей: автомобильный магнат любил театральность, в юности даже пытался сделать карьеру оперного певца. Большинство посетителей - вне зависимости от их статуса - долго ожидали появления хозяина в приемной. Особой честью считалось получить приглашение прогуляться по небольшому заводу, где в то время вручную собиралось около 500 машин в год.
Феррари никогда не ездил на похороны своих пилотов - посылал туда жену Лауру, зато неделями после их гибели шатался по дому в халате, небритый и непричесанный. Он рыдал навзрыд с вдовой или матерью погибшего гонщика, но это отдавало театральностью.
Тучный немец Альфред Нойбауэр, ведавший гоночным отделением процветавшего в те годы «Мерседеса», был полной противоположностью итальянцу. Увешанный секундомерами, он постоянно присутствовал на трассе. Чтобы его указания были понятны проносившимся мимо гонщикам, он изобрел специальную систему знаков и написанных от руки плакатов. Однажды он выскочил из пит-стопа с револьвером в руке, угрожая пристрелить гонщика, осмелившегося его ослушаться. Но вечерами Нойбауэр преображался. Он был блестящим рассказчиком, умело пародировал Гитлера и Мэрилин Монро, с которыми был знаком. В 1920-е годы он обкатывал машины Фердинанда Порше, затем возглавил гоночную команду «Ауто Унион», прославившую нацистскую Германию. Однажды Нойбауэр сам вытащил из загоревшейся в боксе машины пилота фон Браухича, зацепившегося за руль, и навалился на него всем телом, чтобы сбить занимавшийся огонь.
Механические трудности
И все-таки в то время гоночные команды были одной большой семьей. Механикам ничего не стоило обратиться к соперникам за недостающей деталью или мирно распить с ними бутылочку после напряженной ночной работы: во время соревнований спать приходилось урывками, в особенности если что-то шло не так. Проблем добавляли охваченные страстью к инновациям инженеры, постоянно стремившиеся улучшить показатели машин - новые детали устанавливались едва ли не накануне дня гонок.
Механики не только обслуживали машины, но и заправляли их перед стартом. В те годы количество топлива, необходимое для гонки, определялось кустарными вычислениями, и инженеры то и дело допускали ошибки в расчетах, не принимая во внимание мелкие детали, хорошо известные механикам. Избыточное горючее утяжеляло машину, нехватка или утечка топлива могли сказаться на результате. На всякий случай механики добавляли лишний галлон бензина, но делали это тайком от руководства - такая самодеятельность грозила увольнением.
Особые сложности вызывала транспортировка машин через границы, которая также возлагалась на механиков. Они доставляли болиды к местам гонок в переоборудованных грузовиках или в автобусах, сняв ряды сидений. Англичанин Тони Робинсон таким способом перевозил «Мазерати 250F» из Модены во Францию через альпийские перевалы - знаменитых швейцарских тоннелей тогда не существовало. У старенького автобуса «Ройял Блю» полетели подшипники коленчатого вала - хорошо, что это случилось на вершине, и в долину он скатился по инерции.
Там Тони Робинсон нашел одного строителя с грузовиком, который на пару с сыном согласился довезти его до места гонок в Нормандии. «Мы ехали всю ночь, - рассказывал впоследствии Робинсон. - Француз гнал, как лунатик. Напротив, его сын ехал очень медленно. Когда юнец сидел за рулем, я думал, что мы никогда не доберемся до цели. Когда за руль садился отец, я думал о том же».
Но на этом приключения механика не закончились, поскольку вскоре предстояла гонка в Нюрбургринге. Робинсону удалось уговорить французов довезти его до границы, где он вручную дотолкал машину до пограничного поста. Там кто-то сжалился над англичанином и на буксире довез сияющую «Мазерати» до Саарбрюккена, где ее погрузили на подвернувшийся грузовик. После гонки Робинсону пришлось возвращаться за своим «Ройял Блю», чинить его, ехать за «Мазерати» и перевозить машину в Модену. «В какой-то момент я был на грани нервного срыва», - признавался механик.
Подобных приключений в нынешней стерильной «Формуле-1» при всем желании не отыскать. Слов нет, пилоты по-прежнему рискуют, выходя на старт знаменитых гонок. Но они защищены намного надежнее, чем люди в кожаных шлемах и клетчатых рубашках, садившиеся за руль своих сигарообразных смертоносных машин с сигаретой в зубах. Прогресс налицо.
< ="originalAuthors">Александр КобеляцкийПредлагаем получить высшее образование в России с оплатой после получения. Купить настоящий диплом можно здесь.
